Название: О других мирах и немного о любви
Фандом: FiCTiON
Жанр: AU, романс, ангст, местами гендерсвитч, виньетки
Пейринг: не скажу
Рейтинг: R
Саммари: варианты других жизней, не связанные между собой ничем кроме принадлежности главных персонажей к одной и той же Фикции и некоторой романтической окраски переживаний. Во 2, 4 и 5 зарисовках ищите сразу двоих "наших" героев
читать дальше
За каждым человеком – миры и судьбы, просто надо уметь смотреть и чаще сворачивать с освещенного проспекта в темные переулки.
Ведьма отсылает слуг прочь - ленивый, небрежный жест, взгляд мимо. Она не разделяет склонности местных владык к раболепному поклонению, но в их глазах женщине можно быть или приложением к мужу, или богиней. Она выбрала второе.
Раб смотрит вперед без страха, но она чувствует его волнение. Ему наверняка уже объяснили, что новая хозяйка властна более чем над жизнью и смертью, а значит - он уже в каком-то смысле мертвец, и бояться уже нет смысла. Эмир хорошо готовит свои подарки. Раб красив. Высокий мощный нубиец, черный как эбеновое дерево. Сильный, кажется здоровый. Проживет долго. Может быть, несколько лет.
Ведьма неторопливо поднимается и идет к подарку. Она думает о том, что никогда не будет чувствовать себя своей в этом городе. Она все еще не привыкла к этим варварским обычаям, к острой пряной пище, к звенящей жаре. Когда-то ее, юную и мало разбирающуюся в заказчиках, призвал на помощь в деликатном поручении молодой шах. Такой же смущенный дилетант в политике. И он первым - и пока последним - увидел в ней не могущественную волшебницу, но женщину.
Ведьма закрывает глаза - и видит ночную пустыню с балкона царского дворца. Там, в памяти, она смеется и певучим заклинанием заставляет белые пески расступиться, пропуская ввысь ажурные кольца ее новой башни. Там она ждет восхищения в его глазах, но ошибается - опираясь на стылый мрамор перил, он стоит спиной к башне, и смотрит только на нее. На хрупкую женщину в разметавшемся легком покрывале. Не на Ведьму.
Она пообещала быть с ним всю жизнь и осталась.
Ведьма обходит раба, слабо прикасаясь кончиками пальцев к одной ей ведомым точкам. Идет, наклонив голову, отчего смоляные локоны щекочут ей плечо. Идет, как лист плывет по воде. Едва слышно звенят цепочки на щиколотках.
Шах умер от старости полторы сотни лет назад, прожив гораздо более долгую и благополучную жизнь, чем его потомки. Теперь страной правит его правнук, но и предупредительный эмир - его потомок. И может быть, может быть... Внутри нее все поет от этой мысли.
Ведьма облизывается, отчего ее алые губы становятся еще ярче. Раб вздрагивает.
***
Княжна захлопывает за собой дверь и прислоняется к ней. То ли как будто боится, что кто-то будет ломиться следом, то ли потому что силы покинули ее. Она и сама не знает что из этого ближе к истине. Дочь князя привыкла к тому, что нигде и никогда ей нельзя расслабиться и сказать что-то, не подумав. Дочь кардинала не обращала внимания на слугу у левого плеча, пробующего каждое блюдо перед тем, как она изволит его откушать. Дочь папы римского, отрыдав свое в подушку, должна была стать помощью и ценным ресурсом для отца. Возможно, она еще оценит мудрое решение родителей.
Юноша, стоящий у окна, оборачивается и смотрит на нее с надеждой. Но эта светлая искорка быстро тает, поддаваясь напору ее отчаяния. Не от него ей прятаться, не от единственного человека, которому она без колебаний доверила бы свою жизнь.
Они выросли вместе - и вместе с ними росла разница в титулах, капиталах и связях их отцов, из-за чего они могут без скандала находиться в одной комнате только когда он на службе. У нее нет права быть другом капитану охраны, у него нет права говорить на равных с драгоценной дочерью самого влиятельного человека в Риме.
Княжна пытается сдержать слезы. Не горькие слезы страдалицы, но злые, горячие слезы настоящей дочери своего отца. И эта вскипевшая внутри жажда мести пугает ее больше, чем механическая улыбка матери, чем пустое лицо будущего мужа.
Лучше бы она умерла. Она думает об этом почти всерьез. Она ведь столько болела в детстве, но ни болезни, ни плохие врачи не смогли повредить ей, не дать выжить и расцвести. Она знает, что красива - не из восхвалений придворных, не из зеркал. Знает неосознаваемой пока девичьей мудростью, от румянца на щеках лучшего друга и из нескольких случайно пророненных им слов. Это знание дремлет в ней и согревает ее.
Княжна молчит, когда он опускается перед ней на колени и берет ее руки в свои, шепчет слова успокоения и поддержки, и потом, не сдержавшись, целует ее дрожащие пальцы. Она вздыхает, и ее колени подкашиваются окончательно. Завтра она будет сильной. Сегодня она опускает голову ему на плечо, смешивая свои золотые кудри с его черными, и не останавливает его, когда его губы уже настойчивее касаются ее запястья. Как будто он чувствует, как жемчужный браслет - подарок отца - жжет ей кожу.
***
Корсар, он же по-франкски флибустьер, он же на латинском пират - в общем, обладатель многих звонких и опасных имен, верной удачи и бесшабашного характера - упирается свободной рукой в стену каюты и рычит. Негромко, скорее дурашливо чем угрожающе - но уж больно хороша девица, и такая буря бушует между ними, что не верится в ясный летний полдень снаружи. Самое синее море гладит снаружи бок корабля, покачивает, бросает солнечные зайчики с гладких волн на потолок каюты, на белую женскую спинку, на загорелую руку корсара-флибустьера на этой самой спине.
Капитан кричал и клялся, что испорти он еще одну ценную пленницу - и шагать паскуднику за борт. Но, будьте любезны, кто запрещал трогать служанок этой их герцогиньки? Тем более, что девица сама пошла за ним. Ну и что, что он подмигнул знатной узнице и пообещал скоро вернуться за ней? Пусть боится.
Пират, он же везучий и осмотрительный молодой человек, мельком глядит в окошко в двери, ведущей на палубу - и, убедившись в чистоте горизонта, ухмыляется, отчего его по-лисьи обаятельное лицо становится еще лукавее. Девица под ним стонет, требуя внимания и увеличения темпа, страстно подается навстречу - еще, сильнее, до момента, когда он глухо выдыхает и откидывает голову, сбрасывая со лба прилипшую рыжую челку.
Везение бережет его, когда вернув раскрасневшуюся довольную служанку герцогиньке, он успевает улизнуть из "дамской" каюты до встречи с капитаном.
Когда-то гадалка сказала ему, что удача будет ему верной возлюбленной, но не женой. Он не расстроился - к чему жена разбойнику? Ему хватит и случайных подружек, а когда удача разлюбит и покинет его - то пусть как последний подарок оставит избавление от каторги или сотни тех мучительных казней, что бытуют у пиратов. В бою он аккуратен и осмотрителен, не испытывает свое везение зря и умеет быть благодарным.
Корсар выходит на палубу и со вкусом потягивается, разгоняя по мышцам жар и радость бытия. Жмурясь от соленого ветра, машет рукой рулевому, привычно оглядывает флажки на вороньем гнезде - море спокойно, добычи в поле зрения нет. Отдых для леди удачи.
У него мелькает шальная мысль - будь леди удача живой, он пригласил бы ее на танец на палубе под луной, ей понравились бы уютный скрип досок и испанская гитара юнги.
***
Преподаватель поворачивается к доске и начинает, подглядывая в тетрадку, выписывать последнюю фигуру из тех, которые заготовлены для этого урока. На такое легкое жульничество старшеклассники смотрят снисходительно - с новой учительницей у них уже установились теплые, приязненные отношения. Возможно, это и неправильно, но хочется и можно забить на скучную педагогику, когда класс лучше воспринимает материал через шутку. Это особый класс - среди них много темпоралов и примерно треть неопределенных пока стихийников. Такое поколение получилось.
Отложив мелок, недавняя студентка и теперешний наставник объясняет, как запомнить знак - простыми словами и парой хитростей, полученными по наследству в университете.
Класс смеется. Они ждут, когда преподаватель закроет тетрадку, сядет на край стола и начнет с ними беседовать о том, чего нет в учебниках. Они привыкли к ее голосу слегка в нос, к манере громко и быстро говорить и бережно слушать. К тому, как она бурно жестикулирует. К ее эксцентричным одеяниям и растрепанным кудряшкам. Она закончила прикладную магию в коронном университете два года назад, и часть учеников думает идти туда. Они говорят на одном языке. Общее поле очень теплое. Почти все.
"Почти" сидит в углу у окна и смотрит куда-то вверх, думая о своем. Он один никогда не участвует в обсуждениях и никогда не спорит с ней - но лучше бы спорил. Мальчишка на голову выше сверстников, и по виду на пару лет взрослее, хотя в классе все одногодки.
Преподаватель невольно ежится, когда этот высокомерный отшельник наконец отрывает взгляд от потолка и переводит на нее. Взгляд тяжелый и острый, давящий, особенно когда он прищуривается - так оценивающе, едко, как на нее никогда не смотрели ни в одной "неблагополучной" компании. Как будто в прошлой жизни она была его женой и изменила ему, за что была зверски убита, но не прощена.
Эта странная ассоциация все еще витает где-то рядом, когда оживает звонок, и класс деловито собирается и убегает на основы прорицания. Он уходит последним - мальчишка, хам, наглец... Уходит нехотя, как будто ждет, что она его окликнет, схватит за руку.
И видя, что она продолжает стоять, он сам стремительно делает шаг и целует ее в тонкие, сжатые в нервную линию губы.
***
Гладиатор ныряет под скрипящую решетку, не ожидая пока она до конца уйдет вверх, и выходит на знакомую арену. Знакомую прежде только зрительно, сверху, с одной из лож - сначала фамильной, потом положенной по званию. Снизу арена кажется больше, уходящие вверх ряды сидений выглядят горными утесами. А люди похожи на ласточек в этой скале. Он сочинил бы об этом диалог, но вряд ли что-нибудь уже напишет.
Цезарь не позволит ему уйти живым. А в распоряжении цезаря - рабы, звери, оружие и право властителя указать пальцем вниз в любой момент боя.
Никого не видно из знакомых - или их не допустили к зрелищу, или они предпочти сесть подальше. От этого немного горько, но, в конце концов, он никогда всерьез и не рассчитывал на них. Ни на кого и никогда. Только на себя. Он всегда был немного замкнутым, и теперь это кажется самым правильным из всех выборов в его жизни.
Гладиатор совсем недавно был префектом - воином, командиром, в конце концов полноправным человеком. Был увенчан лаврами триумфатора. Был счастливым женихом. Был статным, уверенным, с открытым честным взглядом... Был. Под белесым июльским небом стоял готовый к смерти осужденный. Человек в прошедшем времени.
Рядом с креслом цезаря шевельнулись тени. Там скорее угадывался, чем виднелся тонкий силуэт - неизменно рядом, фаворит правителя, "прекраснее всех женщин и богинь". Тот, чьей одной брошенной невпопад фразы хватило ревнивому цезарю.
Умирать не хотелось. Гладиатор ступил дальше, к центру арены, особенно остро чувствуя мир. Твердая, утоптанная земля под тонким слоем песка. Запах горячего ржавеющего металла от решеток и ограждений. Тепло нагретого камня. Стук собственного сердца. Крик птицы высоко в небе, голоса публики, недовольной паузой. Дыхание. Свет.
Он забывается на секунду - и видит коридор дворца, и идущего навстречу фаворита. В нем нет ничего противно немужского, но действительно даже старшая жена цезаря, красавица Сервилия, меркнет рядом с ним. И, стыдно сказать, любимая невеста - тоже. И, может быть, у ревности властителя мог бы появиться повод, окажись эти синие глаза ближе...
Гладиатор салютует в сторону царской ложи - спокойно, уверенно, как в день триумфа.
Он не видит вцепившихся в спинку кресла цезаря белых пальцев.